Забвение. Небытие. Мир иной. У этого места много названий. Это твое дело, как ты будешь называть мир после смерти. L назвал его Пустошь. Потому что кроме грязи и открытого каменистого пространства здесь ничего нет. Ни людей, ни каких-либо других существ. Ничего. Хотя... Люди все-таки здесь обитают, но все они, как говорят, не жильцы, потому что жизни уже, как таковой, нет. Это бездельное существование, ожидание знака свыше, знака, который укажет, по какой развилке идти. Сиди себе и жди, когда у Всевышних подойдет твоя очередь. L именно этим и занимался. На засыпанном ветхими листьями камне он сидел и ждал своей участи: отправят ли его в Ад или позволят насладиться Раем? А может укажут в третью сторону, в мир, существ в котором почти не осталось? В мир, где есть несколько злосчастных тетрадей, сгубивших жизни миллионов? Нет. Туда ему дорога уж точно заказана. Стало быть Ад или Рай. И теперь, зная лишь два места, а значит и два сценария своего дальнейшего существования, детективу осталось только проанализировать свою жизнь вдоль и поперек и сопоставить вероятность, с которой он может попасть в то или иное место. Вот так, потому что больше здесь нечем заниматься.
"Странно, что я еще могу думать, хотя... Мыслю, значит существую... Но не живу."
Удивлял тот факт, что L мог размышлять, хотя думать, по сути, было нечем. Удивляло и наличие остаточных воспоминаний, а точнее... наличие всех. Этот факт детектив усердно пытался загнать в узкие логические рамки, но не получалось. Ответ определенно был на поверхности, но с этой же поверхности он каждый раз в самую последнюю минуту благополучно ускользал, что неимоверно раздражало, но L был терпелив и усерден. Помимо многочисленных дум в одни и те же стороны, Рюдзаки вспоминал главную причину своего пребывания здесь, как оказалось, преждевременного. Перед темными глазами все время вставало ухмыляющееся лицо собственного убийцы. Конечно, L знал, что его работа располагает к риску и опасностям, но также он знал, что достаточно себя обезопасил и все же Кира сумел его перехитрить. Как? Существует ли что-то, чего он не учел? L знал — существует.

Вечность. Бесконечная бездна. Определенно понятие времени здесь отсутствовало. Казалось бы только недавно он шагнул на эту сухую землю и вот теперь на нее шагнул последний соперник.
L не сразу ответил Лайту. Он выдержал недолгую паузу прежде чем удосужился что-нибудь сказать.
— Лайт-кун... — в духе собеседника, наконец выдал он. Его тон был отстраненным и очень спокойным. Даже безразличным. Но в глубине души Рюдзаки сейчас отнюдь было не все равно на того, кто стоял рядом с ним. В конце концов, этому человеку он обязан смертью. — Не ожидал увидеть тебя здесь так скоро.
И снова в голосе сквозила монотонность, но L был рад обнаружить в этом промежуточном мире душу, с которой можно достойно провести отпущенное время.
— Как дела с твоим новым миром? — казалось бы, это спрошено в насмешку, как издевательство, но нет, L и впрямь было интересно, насколько Кира продвинулся после его смерти. Представить, что стало с миром, легко, но вместе с тем страшно. Недавно L видел здесь две М из приюта Вамми. Конечно, они не настолько глупы, чтобы отдаться перу Киры, не удосужившись как следует себя обезопасить. Его провал должен был как-то на это повлиять. Значит они сделали это намеренно. Уж если два не самых последних гения оказались здесь, как же должно быть чудовищны были поступки Киры в дальнейшем. Радует, что N Рюдзаки так и не встретил. Он не успел выбрать преемника, да это и не требовалось. Специальный рейтинг в приюте сделал за него все сам. Остается только пожелать удачи юному Ниа в этом нелегком деле. В конце концов, детектив выбрал свою профессию сам, Ниару же этого сделать не дали.
— Должно быть Ниа удалось раскрыть дело... И как он? Хорош?
L был поистине удивителен. Он встретил величайшего убийцу всех времен и народов, и вместо того, чтобы поговорить с ним о чем-то отстраненном, философском, может быть о нем самом, спрашивает о том, кто привел его к краху. Что ж, детектив всегда был чудаком, им и остался.

— Ты ошибаешься, Лайт-кун, – все также смотря вдаль, возразил Рюзаки и на его лице на миг взыграла довольная улыбка – в кои-то веки Ягами наконец ошибся, — Ты достаточно перепугал людей, тебя нескоро забудут. Вероятность этого – 90%, – L смолк, но потом продолжил. — Знаешь ли ты, что являешься самым опасным и масштабным серийным убийцей за всю историю человечества? Такие поступки не проходят бесследно и мир нескоро очнется от того, что ты сделал. Но, – сыщик прикусил ноготь большого пальца, — Тебя запомнят и будут бояться. Это продлится, без малого, несколько лет, однако и тогда преступлений будет совершаться значительно меньше, потому что, как я уже сказал, люди пугливы и опасаются появления второго такого как ты. Надеюсь, тот Бог Смерти достаточно наигрался и больше не решит «уронить» свою Тетрадь, иначе мир снова будет погружен в страх и хаос, который ты устроил. N придется туго, – последнее L добавил уже более тихо. За все время разговора Рюзаки ни разу не повернулся в сторону Ягами, но вопрос о собственном имени на миг заставил его это сделать впервые за все время простоя Лайта рядом.
Лайт спрашивал тот заветный вопрос, который мучил его на протяжении всего дела Киры при жизни и, видимо, не дает покоя после смерти. Рюзаки подумал, что это забавно. Нет, серьезно, люди придают личности детектива слишком большое идеалистическое значение и это по настоящему беспокоит время от времени. В национальные герои L никогда не набивался, так вышло, но с этим приходится мириться.
— У меня нет имени, Лайт-кун, – будучи мертвым, Рюзаки решил больше не врать или, по крайней мере, пытаться этого не делать, — Мать не успела меня назвать, отец отказался еще тогда, когда я был в утробе, – этими словами детектив подтверждал, что проводил расследование и по поводу себя лично. —  Но, думаю, имя, которое меня убило – это Эль Лолайт. За глаза меня часто называли беззаконным сыщиком, главным образом из-за моих жестких методов. Может они и правы…
Впервые я проявил себя, как L, когда расследовал дело о Винчестерском бомбисте. До этого никто поименно ко мне не обращался. – Рюзаки замолчал, намереваясь ждать еще вопросов, наверняка мучивших Лайта давно, но неожиданно решил озвучить пришедшую догадку. — Иронично, не правда ли? Даже мое собственное имя – псевдоним.
L на секунду задумался над собственными словами, потом его взгляд печально сверкнул.
— Сейчас бы сюда клубничный тортик… Или вишневый. С кремовой помадкой. А лучше будет даже какая-нибудь иноземная сладость. Лайт-кун, ты знаешь какие-нибудь пряности из других стран?
Рюзаки вдруг захотелось съесть что-нибудь. Пребывая в этом богом забытом мире старые привычки никуда не деваются. Вот только желудок и все остальное уже атрофировалось и даже если бы здесь и в самом деле был торт попробовать его Рюзаки было не суждено. Он даже чайную ложечку в руки взять не сможет, не то что донести до кусочка и отхватить ею какую-то часть торта. Однако нельзя не отметить, мысль о сладком приятно грела душу.

Конечно, было очевидным то, что вопрос про сладкое развеселит Ягами. Детектив даже при смерти был верен своим привычкам. Но что поделать, если несуществующий организм этого требовал? Было очевидно также и то, что Кира не отступит от своей позиции, даже потерпев провал. Да, Рюдзаки хорошо уяснил еще, будучи живым, что свои принципы Лайт всегда отстаивает до последнего. Только забвение могло бы начисто перевернуть верх дном внутренние убеждения и устои собеседника, однако даже в этом Рюдзаки сомневался. Что ж, это был бессмысленный спор с самого начала. Спор, где никто не отступит от своего, но L так соскучился по горячим дискуссиям, что не мог его не затеять. За время, проведенное здесь, бывшему сыщику наскучило бездействие… Безусловно, L пробовал разговаривать с другими ждущими душами, но все эти разговоры сводились к нулю, когда в беседе чувствовались примитивные нотки обыденности. Он пробовал искать Бейонда, но в многообразии различных душ, Рюдзаки быстро устал пробираться и ему пришлось остановиться передохнуть на этом камне. Нужно отдать должное этой затее. Не ищи он Бёздея, вряд ли бы встретился с Лайтом.
— Но страх – это также и то, что толкает людей на другие глупости, – продолжил разговор L, — Ты никогда не задумывался над тем, Лайт-кун, что страх – самая движущая сила в мире? Есть много случаев, когда человека толкает на преступление именно страх. Страх, что его раскроют; страх, что его сдадут; страх, что жена изменит… Как быть, по-твоему, с этой статистикой? Иногда люди могут совершить что угодно, опасаясь за свою жизнь, потому что во всех нас изначально заложен инстинкт самосохранения, негласный внутренний закон, который ни одна живая душа не может нарушить. Каждый хоть раз в жизни делал что-либо, чтобы обезопасить себя и это отнюдь не всегда не было вопреки закону.
— Люди в страхе – это то идеальное человечество, о котором ты мечтаешь? Попробуй поставить себя на место любого среднестатистического человека, Ягами-кун. Как бы ты чувствовал себя? Не спорю, что такая жизнь возможно бы тебе понравилась. Но это – жизнь в бесконечном напряжении и контроле своих поступков, жизнь с определенной линией, гранью, нарисованной в твоем мозгу, переступить которую ты каждый день, каждую минуту страшишься. Ты знаешь, что если сделаешь это – чужая незримая рука правосудия выведет твое имя на девственно бледном разлинованном листе и твоя песенка спета. Так как? Нравится такая картина? Нравится подобная жизнь? Мне хотелось бы верить, что нет. – Рюдзаки перевел дух.
А потом L засмеялся. Искреннее, тихонько и впервые за много лет.
— Ты в самом деле записал бы свое имя в Тетрадь? Совершенно серьезно бы это сделал? – Тихий хохот продолжился, L пришлось даже зажмуриться от колик, — Ни за что не поверю в это. Твои суждения на этот счет наивны. Преступники всегда будут, просто потому, что люди по своей природе порочны и всегда недовольны законом, друг другом и другими вещами. Отсюда следует, что в этом случае твое имя бы никогда не попало в Тетрадь. Кстати, Лайт-кун, а не расскажешь, как ты умер?
Странно, что он не спросил об этом раньше. У Ягами вся жизнь была впереди, так что, стало весьма любопытно, чему или кому Кира обязан своим пребыванием здесь. L делал ставку на самоубийство в тюрьме, что маловероятно, потому что однажды в камере Лайт показал довольно смиренное поведение. Конечно, тогда он был уверен, что это временная мера, что таковым и являлось. Мог ли кто-нибудь убить Киру в той же тюрьме? Вот тут уже вероятности больше. Узнай заключенные, что среди них есть тот, кто собирался записать их в Тетрадь и неизвестно может ли еще это сделать, они бы тут же избавились от него. Или от него избавился Бог Смерти? Эти существа вообще непредсказуемы и абсолютно не изучены. Возможно, Лайт обязан своей смертью именно ему?
Ягами произнес его имя и L вздрогнул. Никогда еще он не слышал свое полное имя из чьих-либо уст. Протянутую руку Рюдзаки проигнорировал по нескольким причинам сразу. Во-первых, затаившаяся внутри обида на человека, дело которого он проиграл, не давала изменить свое отношение в сторону дружеского, а во-вторых, что-то в том, как произнес его имя Лайт Рюдзаки не понравилось.
— Ты прав, мне не понять твои методы, но совершенно понятна твоя позиция. И если уж начистоту, я тоже весьма искренне хотел засадить тебя за решетку, используя все доступные мне средства, в том числе мнимую дружбу. Я принимаю твое раскаяние, так что прими и ты мое. – По примеру собеседника, L тоже решил быть честным, может теперь, когда они уже мертвы, можно будет начать с чистого листа? Хотя бы на короткий миг, пока две из трех дверей на горизонте их не разделили?

— Я ничего не путаю, Лайт-кун. Это просто тебе нужно было изъясняться точнее, — спокойно заключил L. — Люди жили в свое удовольствие, пока ты не убил агентов ФБР. После этого многие увидели, что ты можешь занести руку и над невинными. Следователи не являлись преступниками, они просто выполняли свою работу, но ты, слишком ослепленный страхом разоблачения и прекращения дел своих насущных, посчитал нужным и необходимым избавиться от них, как от ненужного мусора, что, отнюдь, покоробило веру в твои благие намерения. У них были семьи. Жены и дети, которые остались вдовами и сиротами. После этих убийств у людей начал появляться страх к жизни. Не у всех, конечно, а у тех, кто отчаянно хотел узнать, кто ты и привлечь тебя к ответственности. Увы, я вряд ли понял бы ту тиранию, которой ты достиг. Люди не любили тиранов раньше, не полюбят и сейчас. Если есть кто-то, кто творит зло, всегда будет и тот, кто противостоит этому злу. Конечно, я не могу согласиться с тем, что то, чем ты занимался, было исконно плохо. В чем-то были и свои плюсы, но какими бы благочестивыми не были твои намерения, убийство — это преступление, и не важно против кого. Презирая преступников, ты сам скатился до их планки. Разница лишь в специфике твоих жертв и мнимом миссионерстве. Ты возомнил себя мессией, хотя в действительности являлся простым серийным убийцей, — L опустил взгляд. Верно говорят, «благими намерениями выстлана дорога в Ад». И все-таки сыщик отказывался признать, что Лайт записал бы свое имя в Тетрадь последним.
— Может быть, но я все равно не верю. Ты слишком тщеславен, чтобы оставить свою миссию кому-то другому на постоянной основе. Временно — да, но перманентно… Вряд ли ты будешь столь благосклонен, чтобы доверить кому-то мониторинг миром в свои руки. Ты изначально собирался действовать в одиночку. Наличие же Второго Киры явилось для тебя такой же неожиданностью, как и для всей группы расследования, и ненужным бременем. Лишним звеном цепи, невписывающимся стержнем в твоей конструкции мироустройства. Непонятно только, почему ты не убил Амане сразу, когда мог? Тебе ведь ничто не препятствовало или я чего-то не знаю? Что тебя остановило? Миса довольно глупа, чтобы провернуть авантюру против такого гения, как ты. К тому же, она была безмерно влюблена в тебя и просто по определению не смогла бы причинить вред любимому человеку. Неужели ты… Хотя, конечно, нет. Наличие Второго Киры было тебе на руку. Пока ты находился под наблюдением, она, в тоже время, совершала убийства преступников вместо тебя и по твоей наводке, — Рюдзаки усмехнулся. — Это иронично, Лайт-кун. Ты — потрясающий лжец и ты использовал Мису, хотя говорил мне, что ни за что бы не стал использовать чувства других людей. Насколько я знаю, ты воспользовался и отцовской любовью ради своих целей. Ягами Соичиро-сан был хорошим полицейским, правда, не настолько, чтобы просечь обман собственного сына. Неужели в тебе нет ничего святого, Лайт-кун? Ты весьма хладнокровно встретил смерть отца. Я имел удовольствие недавно с ним встречаться, равно как и с Мелло. Последний поведал нам обоим весьма любопытную информацию. Твой отец был в шоке и не хотел верить, что ты все-таки Кира.
Досадная оплошность. Я никогда не ошибаюсь относительно подозреваемых и, без ложной скромности, в ходе расследования, но в этом деле допустил просчет. Это весьма удручает. Жаль, что все лавры поимки тебя забрал N. Хотел бы я лично присутствовать во время акта ареста, — глаза L полыхнули сожалением.
— Я надеюсь, что ворота в мир Богов Смерти для тебя не откроются, хотя вероятность этого 89%. Невозможно вообразить, что за террор ты устроишь, будучи Богом Смерти. Полная безнаказанность, надо думать, начисто сорвет тебе тормоза и дело Киры покажется цветочками в сравнении с тем, что будет происходить в мире тогда.
Рюдзаки даже думать не хотелось о том, что никто не будет стоять у Лайта на пути. Человек или гений, или триста таких гениев — никто, в сущности, не сможет остановить Лайта. Но одно L не учел — Боги Смерти не имеют памяти о своих прошлых жизнях, а их характеры претерпевают значительные метаморфозы в ходе становления Шинигами.

И вновь это непривычное чувство, когда слышишь свое настоящее имя из чужих уст. L вздрогнул едва только Лайт произнес его имя повторно.
«Я никогда к этому не привыкну». Но он сам назвал его. Чистый интерес. L хотел узнать реакцию Ягами младшего на то, как его зовут. Что ж, похоже, собеседник хотел узнать имя только чтобы заставать Рюдзаки врасплох. И у него это получалось. Одно радовало, теперь Лайт не мог его убить, ведь душа — бессмертна, хоть L и с этим утверждением мог бы поспорить.
— Тот пресловутый идеальный мир, о котором ты неустанно повторяешь, не существует. С Кирой или без — мир никогда не будет идеален. Разве что для тебя, как негласного правителя. В глазах остальных он будет омрачен страхом, страхом хоть чуть-чуть преступить закон и, не заметив этого, умереть, — спокойно проговорил L. — Я буду впутывать в разговор любого, кого почитаю нужным, Ягами-кун. Как бы там ни было, Миса убивала. Когда бы преступников не осталось, единственными пренебрегающими законом были бы вы — Киры. Ты избавился бы от нее при первой же возможности, не пытайся убедить меня в обратном. Судя по всему, Тетрадь обладает какими-то сверхъестественными возможностями и отрицательно влияет абсолютно на всех, включая своих владельцев. Я видел две стороны тебя, Лайт-кун. Но я не заметил двуличия в Мисе. Она совершенно точно потеряла память о своих беззаконных действиях, когда я ее арестовал, но ты… Твое поведение кардинально поменялось, будто какое-то наваждение нашло на тебя или наоборот спало, — говоря эти слова, L припомнил события тех дней, раз за разом прокручивая их в уме. Ягами заговорил о том, что Рюдзаки и представить себе не может, на что пошла Амане Миса, но проблема заключалась в том, что как раз таки может.
— Могу. Более того, знаю. Я знаю, на что пошла глупая девчонка ради мнимого спасителя. Она сама шагнула за грань, сама стала убийцей, как он. А детектив, который шел по следу этих двоих, видел все, что творила эта девчонка, вкупе со своим сообщником, — непривычно говорить о себе в третьем лице, как делала Миса, но L — чудик, чудаковаты и его действия.
— Зато, как только люди поняли, что Киры больше нет или он «взял отпуск», преступления возобновились с новой силой. Ты ведь не станешь отрицать, что  теперь их совершается вдвое больше, чем до появления тебя. Признай, Лайт-кун, ты ведь не наивен и знал, что твой самосуд не мог продолжаться вечно. Когда-нибудь и ты, и твой преемник отошли бы от дел. Добровольно или принудительно — не имеет значения. И тогда то, к чему ты так стремился, кануло б в лету. У аморальных людей просто снесло крышу, крышу под названием Кира.
— Это не игра в детективов. Я просто давно не разминал ум, мне нужна была интеллектуальная встряска. Здесь так скучно. Я пытался дискутировать со многими, пока не встретил тебя, но лишний раз убеждался, что достойного собеседника моего уровня найти сложно. Разумеется, я люблю сложности, однако, мне быстро наскучило заводить пустые разговоры с душами. Другое дело ты. Наличие в этом мире тебя — подарок для моего мозга. Тебе, конечно, не сравниться с кремовым тортиком или медовым кексом, но все лучше, чем ничего. Со своим поражением я давно смирился, Лайт-кун. У меня было достаточно времени для того, чтобы задушить свою гордость и переступить через себя. Благодаря тебе. И хоть я не люблю проигрывать, все же, как показывает практика,  умею, — глаза Рюдзаки блеснули сожалением.
— Забавно, ты произносишь имя той, от кого собирался избавиться. Я более чем уверен в этом, — непривычно было слышать в голосе Лайта нотки жалости к этой блондинке. — Через год, после того, как тебя не стало, Амане Миса покончила жизнь самоубийством, если тебе интересна ее дальнейшая судьба.
В редких открывающихся дырах в людской мир обитающие здесь души могли видеть то, что их интересовало. L интересовало все, а потому в тот редкий миг, когда ему было позволено последний раз попрощаться с миром, он видел многое из того, что с ним стало. И смерть Мисы в том числе.