Death note: There's no God

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Death note: There's no God » Архив » Нежность разрезов скальпеля на выпуклости зрачка.


Нежность разрезов скальпеля на выпуклости зрачка.

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

8 мая 1992 года.

Ти-ши-на.
Непривычная утренняя тишина. Это раз.
Звонкие капли разрушают тишину, звонкие капли капающей из крана воды. Дверь в ванную открыта, - это два.
Закрыв глаза, он считает про себя. Где-то в глубине души, в самой непроницаемой глубине, он всё-таки надеется, что ничего не произошло, и даже возможное доказательство ошибочности его теории не отменяет этой надежды. Но надежда крайне призрачна, потому что даже первых двух деталей Бейонду хватает, чтобы сложить из них единую картину.
А всегда плотно заворачивает кран в душевой. Всегда. И всегда закрывает за собой дверь. Это три.
Бейонд открывает глаза аккурат с первой трелью будильника. Кровать напротив пуста, постель скомкана. Четыре.
Бейонд подходит к письменному столу и пытается разобрать написанное на тетрадном листе. Это не обычный почерк А, чёткий, предельно разборчивый, почти каллиграфический. Этот почерк бледный, острый и разорванный. Некоторые буквы симметричны, некоторые растянуты. Строки редкие, узкие и кривые. Многое зачёркнуто, густо замазано синей шариковой ручкой. Кое-где даже порвана бумага.
Но это, безо всякого сомнения, писал А.
Пять.
Бейонд никуда не торопится. Отчасти потому, что головоломка сложилась полностью, отчасти оттого, что практически интуитивно чувствует - торопиться уже бессмысленно. Он потягивается, нашаривает на полу джинсы и принимается одеваться. Всё так же неторопливо, без суеты. Никакой вины он за собой не ощущает, да за ним и нет никакой вины - если сегодня он уже знает, то ещё вчера он мог только предполагать. В том, что предположения подтвердились, он не виноват. Он точно это знает.
Это цифры. У А просто закончились цифры.
Негласный рейтинг Дома Вамми... Его не вывешивали на досках объявлений, не опубликовывали в стенгазетах, о нём не говорили - но каждый житель приюта мечтал втайне услышать шёпот за своей спиной: "Он первый после L..."
Всё равно что "первый после бога".
И вполне естественно, что за позиции в этом негласном рейтинге между воспитанниками развернулось столь же негласное соперничество. Каждый хотел быть если не первым, то хотя бы не последним. И каждый прилагал к этому все возможные усилия. А возможности этих детей зачастую превышали возможности многих взрослых.
Бейонда тогда тоже несколько захватил всеобщий ажиотаж, но ему удавалось сохранять место "второго после L" достаточно легко, не прилагая к этому каких-то особенных усилий. Совершенно по-другому относился к этому А - для него этот титул, кажется, был всем. Он держался за свою позицию в рейтинге из последних сил. Он не хотел уступать кому бы то ни было - даже Бейонду, его номинальному другу. И вот сегодня он сорвался.
Это было первое и последнее задание, которое А не смог решить.
Листая исчерканные листы, Бейонд думал о том, что теперь, когда А нет, ему предстоит быть первым после L. Первым после бога. Второй буквой в алфавите Дома Вамми... Его не радовал и не печалил этот факт, он просто воспринял его как должное. В конце концов, ему давно было изестно, что это должно было произойти. Он отсчитывал цифры, пугая А задумчивым взглядом, устремлённым куда-то над его головой, и раздумывал - что же это будет?.. Автокатастрофа?.. Несчастный случай?.. Уличный грабёж?
Это было самоубийство. А вскрыл себе вены осколком чашки, на дне которой ещё оставались следы сладкого какао.
Неясные каракули вдруг сложились в нечто осмысленное. Бейонд перевернул страницу, нашарил на столе карандаш и набросал решение. Всё сошлось. Это оказалось до смешного просто. Действительно, до смешного. И он рассмеялся.
В конце концов, что ему ещё оставалось делать?
Зайти в ванную, почистить зубы и умыться. Подумать о том, что кровь на белом, оказывается, выглядит очень красиво. Навсегда запомнить тонкую мраморно-белую руку, перевесившуюся через край ванны, на пальцах которой тяжёлыми каплями застывает кровь. Навскидку определить время смерти (около двух часов назад), собрать тетради и отправиться на завтрак. Нет смысла суетиться и шуметь, суеты тут и так скоро будет предостаточно. А пока... Пока пусть он немного отдохнёт.
Аккуратно задёрнуть пластиковую шторку.
- Би, а где же А? Вы и так уже опоздали, он...
- А больше не придёт.
- В каком смысле?..
- Он умер.

+1

2

Где-то в иной реальности. Вне времени.

- Алкоголь убивает клетки мозга, Лайт-кун, - флегматично замечает бледная немочь, сидящая напротив. Лайт хмурится и доливает в стакан ещё виски - меньше всего сейчас он хотел бы слушать лекцию о вреде спиртного.
- У тебя всё убивает. От зубочисток до туалетной бумаги.
В ответ Бейонд ухмыляется, от этой своей гримасы совершенно теряя сходство с оригиналом. Это хорошо, думает Кира, они всё-таки должны как-то различаться, иначе можно и спятить.
- Я люблю разнообразие, - доверительно сообщает этот новый не-L. - Рюузаки по достоинству оценивает мои методы, хоть никогда в этом и не признается. Ты зациклен на одном и том же, сам загнал себя в формальные рамки псевдомогущества. Отними у тебя твою тетрадку - и кем ты останешься? Ты держишься на волоске, ты нестабилен, Лайт-кун.
"Это ты нестабилен," - хочет сказать Кира. Алкоголь делает своё дело, и силуэт не-L теряет чёткость, смазывается, подёргивается нервно и судорожно. Он нестабилен, нестабильна его психика, его поведение... да само его присутствие в этом мире.
- Ты... - Лайт медлит, собираясь с мыслями. - Ты умер, между прочим. Давно уже умер. Откуда ты знаешь, что он ценит, а что не ценит?
Бейонд смеётся и принимается кружиться по комнате вместе с креслом. Лайт морщится:
- Прекрати. Меня от тебя тошнит.
- Тебя тошнит от того, что ты набрался, Лайт-кун, - кресло вместе с наездником пролетает где-то за спиной, со свистом рассекая воздух. Тряхнув головой, Лайт всё-таки останавливает безумное вращение и вперивается в собеседника требовательным колючим взглядом.
- Так откуда ты знаешь?..
- Потому что я - это он, - Бейонд с усмешкой, на этот раз совершенно элевской, пожимает плечами и раздваивается, - а он - это я.
Теперь их двое, и Лайт совершенно точно знает, что этого не вынесет, - хуже L может быть только два L. Но пришедшая в голову идея заставляет его широко и счастливо улыбнуться.
- Значит, он мёртв. Ты мёртв, а раз ты - это он, значит, я убил его. Я - убил - его!..
Кира хохочет, запрокинув голову назад, хохочет неестественно и громко, а Рюузаки всё двоятся и двоятся, заполняют комнату, толкаются, сверкают глазами и перешёптываются ехидно; Кира думает, что точно свихнётся, а потом понимает, что уже сошёл с ума - иначе как бы он сам, по своей воле убил Рюузаки? Это означает потерять смысл, и Лайт недоумевает, пытаясь вспомнить, когда же в его планах один смысл успел подмениться другим.
Первым, кого он увидит, когда проснётся, будет Рюузаки, живой, настоящий и стабильный. Лайт не осмелится признаться себе, что почувствовал облегчение, но всё-таки расставит приоритеты, возвращаясь к изначальной цели.
Он тоже может быть стабилен. И он это докажет.

0

3

2002 год. Листы, найденные в камере.

Это странно, это так бесконечно странно - знать, что твоё отражение бродит в сотнях миль от тебя, это странно - не слышать, не видеть, просто чувствовать кожей то, что вы с ним безумно похожи, просто верить в то, что он тоже... Что он такой же, и так же помнит, и так же примеряет чужое лицо в зеркалах, потому что оно - твоё, потому что оно у вас на двоих лишь одно. Так не должно быть, и надо вырваться, и мысли, мысли сумбурным потоком, стекая на пол тяжёлыми багровыми каплями, падают, падают... Падают. И ты вслед за ними падай, в пропасть лети - потому что нет для тебя иного пути, нежели чем идти. Идти за ним, за своим отражением, за своим лицом, к окончательному поражению. Это будет логичным концом. Потому что ты отпустил половину чужой души за сотни миль, а вторую её половину похитил, и одиночество роднит вас ещё больше, скрепляет незримыми, но дьявольски прочными нитями. Потому что лёгкий сквозняк в ночи пронзает тебя насквозь, и тут уже все равно - кричи, не кричи, все равно скоро придет долгожданный гость, все равно это будет всего лишь очередной ржавый гвоздь, вбитый в твое персональное распятие. Хотелось, говоришь, свободы, мать её? Ну так и жри свою свободу ложками, ну так и пили вены тупым ножиком, продолжай отрицать собственное ничтожество! Но помни - тебе уже никто не поможет. Никто, кроме него, не скажет, никто, кроме него, не спросит. Но никого не было, а значит, некому будет и бросить. Лелей в ладонях собственное не-поражение, лови исчезнувшее отражение в разбитых стёклах, в пустых глазницах, в лужах крови, в полупрозрачных мёртвых лицах. Такая ерунда, такая малость - но это всё, что тебе осталось. Тебе осталось знать, но не видеть, не слышать, и очень хочется спать, тебе давно хочется спать, тебе надо немного поспать, слышишь?..
Не дышит.

0

4

Где-то в иной реальности. Вне времени.

И снова всё то же: чёрная буква на белом фоне, контраст режет глаза и дразнится, насмехаясь над тем нелепым, огромным, больным, - тем, что начинает ворочаться внутри, когда я вижу, какая именно чёрная буква снова шрамирует белый экран. И мысли разделяются на несколько потоков, теряя оболочки, теряя пункт назначения, их тени сливаются в сумбур и неразбериху, в рябь на поверхности сознания. Но они по-прежнему несут важный смысл, проявляющийся в общей бессвязной сумятице подобно тому, как голоса и лица усопших проявляются среди белого шума...
Голос с того света был, был потом, секундами поже. Бездушный, механический голос, как будто специально подобранный для этой комнаты, для этого омерзительного холодного света, для этого человека, скорчившегося в три погибели на неудобном офисном стуле. Я раньше часто думал о том, что знаменитый механический голос, известный всему миру, вовсе не искажался с помощью электроники. Просто он как функция был заложен где-то в глубине тебя самого...
Я почти соскучился по этому механическому голосу, но понимал, что мне подсунули подделку.
Становится горько и смешно, когда остаются лишь копии копий.

+1

5

Где-то в иной реальности. Вне времени.

Его боялись. Боялись за странные взгляды и странные слова, за осведомлённость и спокойствие. И ещё - за то, что он никогда не бросал слов на ветер, обещая смерть с точностью до минуты. Ты сдохнешь через две недели, в час пополудни, - говорил он, поднимаясь с пола и утирая кровь, и получал ещё и ещё, и плевался выбитыми зубами, и болезненно пульсировали ссадины на опалённой коже. А через две недели, в час пополудни, его обидчик вешался в своей камере, или погибал в драке, или получал передоз. Раз, другой, и вот его уже обходили стороной, с ним избегали разговаривать, - он получил статус неприкасаемого. Ему боялись смотреть в глаза - потому что там, в чёрных провалах на изуродованном лице, нет-нет да и мелькали алые отблески.
Когда я вижу их смерть, она отражается в моих глазах, - думал он тогда, смеясь в голос. - Отражение смерти и отражение правды, оно пугает их. Для них нет ничего страшнее смерти и правды.
Этот же был другим. Он не боялся ни смерти, ни правды. Чего он мог бояться? Возможно, лишь ошибок, которые не смог бы исправить.

0

6

Спустя год после смерти.

- Мама, мама! - девочка лет четырёх-пяти, вынырнувшая откуда-то из-за полок, восторженно пищала, указывая на стойку со сладостями. - Мама, эти конфетки волшебные! Они летают! Я сама видела, они летают!..
- Не говори ерунды, Мико, - подоспевшая мать утащила ребёнка куда-то в сторону отдела косметики. Бог Смерти задумчиво смотрел им вслед. Восторженное лицо девочки всё ещё стояло у него перед глазами.
"Кимико Отонаши. Тебе осталось прожить ещё восемнадцать счастливых лет, Кимико Отонаши. Ты закончишь свои дни молодой, и, пожалуй, тебе будет совсем не больно. Я обещаю."

0


Вы здесь » Death note: There's no God » Архив » Нежность разрезов скальпеля на выпуклости зрачка.


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно