Легкая, скорее даже забавная улыбка. На вряд ли она означала радость, доброту или что либо, способное хоть как-то "сыграть" на руку Гилберту. Ни-че-го. Россия улыбался потому лишь, что потенциально расположен на общение с каждым (другой вопрос - каким ему представлялось это общение), а улыбка - способ это показать. У других стран, по крайней мере, всегда хорошо срабатывало: Франция, Испания, Италия, Венгрия, Америка... слабые, продажные, уже второй раз были готовы склониться и перейти на сторону фашистского врага, дотошные и нечестные... Но они - улыбались. И отчего-то располагали к себе. Даже немец - единственный, кто, наверное, способен навести остолбенение на окружающих, кроме самого Ивана, и тот - умел, когда нужно, улыбаться, что автоматически повергало в шок и располагало! А Россия.... "все, что из-за границы, в России не приживается". Неужели даже такая мелочь? А он ведь уже так привык. Эта тяжелая мимическая формула иногда и сама занимала свое место на лице. Спокойно, стараясь показать что-то отсутствующее. А глаза продолжали морозить и заставлять мурашкам бегать по коже. Душу студить, обжигая себя какими-то странными мыслями, желаниями и выводами.
  Все не сводя взгляда с пруссака, он не сходил с места, с непередаваемым чувством наблюдая за тем, как тот пытается встать. Не с первой попытки, но все же смог. Уже совсем хилый, затасканный. Наверное, если бы Пруссия не шел против детей русской родины, не был бы врагом его по воле судьбы, то Брагинскому было бы даже его жаль. Или, что более ценно, проявилось бы сочувствие. Ивана и самого делили, он и сам распадался, и сам... Но это не тот случай. Наслаждайся тем, что дети, которых убивал твой враг, смогли вынести и победить, заставив врага страдать. Наверное, именно так лучше думать и сейчас, и впредь. Лучше для истории, лучше для народа, для духа такого хрупкого и порой слишком фанатичного патриотизма.
- В моих интересах? - риторически повторил, сделав один маленький шажок к пруссаку, который и сам к нему подошел. Теперь Разница видна особенно. Россия, побитый, измученный, но со статусом победителя и негласного героя всей Евразии, высокий и широкий, и маленький, уже кажущийся не таким "длинным", тоже побитый и изношенный, но носящий на плечах теперь уже другое бремя. Уже даже... не государство.
`И он говорит мне, "это не в твоих интересах"?` Снизу вверх. Снизу вверх. Пусть еще больше почувствует разницу. Еще не понял, что за положение дел? Ах, да, он ведь славился тем, что на язык подвешен. Ну так что же - все соседям, коих теперь у будущей Калининградской области окажется немерено. Все им. Но не с Иваном.
- Позволь тебе кое-что разъяснить, - четко, с расстановкой положений и некой грозностью. Впрочем, если бы не странная российская гордость, "давление", которое так любили на него оказывать все, кто ни поподя, то внимания и не обратил. И все же устал от этого, а от того голос, не смотря на грозность, все же выдавал нотки, вроде: "Да, не к месту скандалы. Я и сам... устал". - В моих интересах - прикончить тебя прямо здесь. Нет воплощения побежденной страны - нет проблем. "Убитые бунтов не поднимают". Ты понимаешь, к чему я, верно? - маленькая пауза. - Но это неправильно. Негуманно. Ты имеешь право жить, я полагаю. И, раз я так решил, то это в моих интересах, - улыбка чуть растянулась. - Учитывай этот  намек в будущем. Тогда, я буду очень этого ждать, мы подружимся.

Развернулся одним резким движением и толкнул дверь камеры, указывая Гилберту - пусть идет за ним.